ПУБЛИЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Сергей Есенин

Стихотворения 1916-1925,

не включенные С.А.Есениным в основное собрание

Версия 1.01 от 26 января 1997 г.

© Права на этот электронный текст принадлежат Публичной электронной библиотеке (Евгению Пескину), 1994-1996 год. Разрешено свободное распространение при условии сохранения целостности текста (включая данную информацию). Разрешено свободное использование для некоммерческих целей при условии ссылки на источник.
Публичная Электронная Библиотека - товарный знак и знак обслуживания, принадлежащие Евгению Пескину.
E-mail:eugene@eugene.msk.su


  • "Вечер, как сажа..."
  • "Прячет месяц за овинами..."
  • "По лесу леший кричит на сову..."
  • "За рекой горят огни..."
  • Молотьба
  • "Скупались звезды в невидимом бреде..."
  • "Не в моего ты бога верила..."
  • "Закруждилась пряжа снедистого льна..."
  • Нищий с паперти
  • "Месяц рогом облако бодает..."
  • "Еще не высох дождь вчерашний..."
  • "В зеленой церкви под горой..."
  • "Даль подернулась туманом..."
  • "Небо сметаной обмазано..."
  • Исус-младенец
  • "Без шапки, с лыковой котомкой..."
  • Мечта
  • "День ушел, убавилась черта..."
  • "Гаснут красные крылья заката..."
  • "Синее небо, цветная дуга..."
  • "Снег, словно мед ноздреватый..."
  • Лебедушка
  • "К теплому свету, на отчий порог..."
  • "Есть светлая радость под сенью кустов..."
  • "Не от холода рябинушка дрожит..."
  • "Заря над полем - как красный тын..."
  • "Небо ли такое белое..."
  • Разбойник
  • "Свищет ветер под крутым забором..."
  • О родина!
  • "Пушистый звон и руга..."
  • Королева
  • Сельский часослов
  • "И небо, и земля все те же..."
  • "Не стану никакую я девушку ласкать..."
  • Кантата
  • "Заметает пурга..."
  • "Ветры, ветры, о снежные ветры..."
  • Прощание с Мариенгофом
  • Папиросники
  • "Грубым дается радость..."
  • "Издатель славный! В этой книге..."
  • "Цветы на подоконнике..."
  • Памяти Брюсова
  • Цветы
  • Батум
  • Капитан земли
  • Воспоминание
  • 1 Мая
  • "Неуютная жидкая лунность..."
  • "Тихий вечер. Вечер сине-хмурый..."
  • "Я иду долиной. На затылке кепи..."
  • "Я помню, любимая, помню..."
  • "Море голосов воробьиных..."
  • "Плачет метель, как цыганская скрипка..."
  • "Ах, метель такая, просто черт возьми..."
  • "Снежная равнина, белая луна..."
  • "Кто я? Что я? Только лишь мечтатель..."

  • 
    
    
            * * *
    
    Вечер, как сажа,
    Льется в окно.
    Белая пряжа
    Ткет полотно.
    
    Пляшет гасница,
    Прыгает тень.
    В окна стучится
    Старый плетень.
    
    Липнет к окошку
    Черная гать.
    Девочку-крошку
    Байкает мать.
    
    Взрыкает зыбка
    Сонный тропарь:
    "Спи, моя рыбка,
    Спи, не гутарь".
    
    <1916>
    
    
    
    
    * * * Прячет месяц за овинами Желтый лик от солнца ярого. Высоко над луговинами По востоку пышет зарево. Пеной рос заря туманится, Словно глубь очей невестиных. Прибрела весна, как странница, С посошком в лаптях берестяных. На березки в роще теневой Серьги звонкие повесила И с рассветом в сад сиреневый Мотыльком порхнула весело. <1916>
    * * * По лесу леший кричит на сову. Прячутся мошки от птичек в траву. Ау! Спит медведиха, и чудится ей: Колет охотник острогой детей. Ау! Плачет она и трясет головой: - Детушки-дети, идите домой. Ау! Звонкое эхо кричит в синеву: - Эй ты, откликнись, кого я зову! Ау! <1916>
    * * * За рекой горят огни, Погорают мох и пни. Ой, купало, ой, купало, Погорают мох и пни. Плачет леший у сосны - Жалко летошней весны. Ой, купало, ой, купало, Жалко летошней весны. А у наших у ворот Пляшет девок корогод. Ой, купало, ой, купало, Пляшет девок корогод. Кому горе, кому грех, А нам радость, а нам смех. Ой, купало, ой, купало, А нам радость, а нам смех. <1916>
    МОЛОТЬБА Вышел зараня дед На гумно молотить: "Выходи-ка, сосед, Старику подсобить". Положили гурьбой Золотые снопы. На гумне вперебой Зазвенели цепы. И ворочает дед Немолоченый край: "Постучи-ка, сосед, Выбивай каравай". И под сильной рукой Вылетает зерно. Тут и солод с мукой, И на свадьбу вино. За тяжелой сохой Эта доля дана. Тучен колос сухой - Будет брага хмельна. <1916>
    * * * Скупались звезды в невидимом бреде. Жутко и страшно проснувшейся бредне. Пьяно кружуся я в роще помятой, Хочется звезды рукою помяти. Блестятся гусли веселого лада, В озере пенистом моется лада. Груди упруги, как сочные дули, Ластится к вихрям, чтоб в кости ей дули. Тает как радуга, зорька вечерня, С тихою радостью в сердце вечерня. <1916>
    * * * Не в моего ты бога верила, Россия, родина моя! Ты как колдунья дали мерила, И был как пасынок твой я. Боец забыл отвагу смелую, Пророк одрях и стал слепой. О, дай мне руку охладелую - Идти единою тропой. Пойдем, пойдем, царевна сонная, К веселой вере и одной, Где светит радость испоконная Неопалимой купиной. Не клонь главы на грудь могутную И не пугайся вещим сном. О, будь мне матерью напутною В моем паденье роковом. <1916>
    * * * Закружилась пряжа снежистого льна, Панихидный вихорь плачет у окна. Замело дорогу вьюжным рукавом, С этой панихидой век свой весь живем. Пойте и рыдайте, ветры, на тропу, Нечем нам на помин заплатить попу. Слушай мое сердце, бедный человек, Нам за гробом грусти не слыхать вовек. Как помрем без пенья под ветряный звон, Понесут нас в церковь на мирской канон. Некому поплакать, некому кадить, Есть ли им охота даром приходить. Только ветер резвый, озорник такой, Запоет разлуку вместо упокой. <1916>
    НИЩИЙ С ПАПЕРТИ Глаза - как выцветший лопух, В руках зажатые монеты. Когда-то славный был пастух, Теперь поет про многи лета. А вон старушка из угла, Что слезы льет перед иконой, Она любовь его была И пьяный сон в меже зеленой. На свитках лет сухая пыль. Былого нет в заре куканьшей. И лишь обгрызанный костыль В его руках звенит, как раньше. Она чужда ему теперь, Забыла звонную жалейку. И как пойдет, спеша, за дверь, Подаст в ладонь ему копейку. Он не посмотрит ей в глаза, При встрече глаз больнее станет, Но, покрестясь на образа, Рабу по имени помянет. <1916>
    * * * Месяц рогом облако бодает, В голубой купается пыли. В эту ночь никто не отгадает, Отчего кричали журавли. В эту ночь к зеленому затону Прибегла она из тростника. Золотые космы по хитону Разметала белая рука. Прибегла, в ручей взглянула прыткий, Опустилась с болью на пенек. И в глазах завяли маргаритки, Как болотный гаснет огонек. На рассвете с вьющимся туманом Уплыла и скрылася вдали... И кивал ей месяц за курганом, В голубой купаяся пыли. <1916>
    * * * Еще не высох дождь вчерашний - В траве зеленая вода! Тоскуют брошенные пашни, И вянет, вянет лебеда. Брожу по улицам и лужам, Осенний день пуглив и дик. И в каждом встретившемся муже Хочу постичь твой милый лик. Ты все загадочней и краше Глядишь в неясные края. О, для тебя лишь счастье наше И дружба верная моя. И если смерть по божьей воле Смежит глаза твои рукой, Клянусь, что тенью в чистом поле Пойду за смертью и тобой. <1916>
    * * * В зеленой церкви за горой, Где вербы четки уронили, Я поминаю просфорой Младой весны младые были. А ты, склонившаяся ниц, Передо мной стоишь незримо, Шелка опущенных ресниц Колышут крылья херувима. Не омрачен твой белый рок Твоей застывшею порою, Все тот же розовый платок Затянут смуглою рукою. Все тот же вздох упруго жмет Твои надломленные плечи О том, кто за морем живет И кто от родины далече. И все тягуче память дня Перед пристойным ликом жизни. О, помолись и за меня, За бесприютного в отчизне! <1916>
    * * * Даль подернулась туманом, Чешет тучи лунный гребень. Красный вечер за куканом Расстелил кудрявый бредень. Под окном от скользких ветел Перепельи звоны ветра. Тихий сумрак, ангел теплый, Напоен нездешным светом. Сон избы легко и ровно Хлебным духом сеет притчи. На сухой соломе в дровнях Слаще меда пот мужичий. Чей-то мягкий лик за лесом, Пахнет вишнями и мохом... Друг, товарищ и ровесник, Помолись коровьим вздохам. Июнь 1916
    * * * Небо сметаной обмазано, Месяц как сырный кусок. Только не с пищею связано Сердце, больной уголок. Хочется есть, да не этого, Что так шуршит на зубу. Жду я веселого, светлого, Как молодую судьбу. Жгуче желания множат Душу больную мою, Но и на гроб мне положат С квасом крутую кутью. 9 июля 1916
    ИСУС-МЛАДЕНЕЦ Собрала пречистая Журавлей с синицами В храме. "Пойте, веселитеся И за всех молитеся С нами!" Молятся с поклонами, За судьбу греховную, За нашу; А маленький боженька, Подобравши ноженьки, Ест кашу. Подошла синица, Бедовая птица, Попросила: "Я тебе, боженька, Притомив ноженьки, Молилась". Журавль и скажи враз: "Тебе и кормить нас, Коль создал". А боженька наш Поделил им кашу И отдал. В золоченой хате Смотрит божья мати В небо. А сыночек маленький Просит на завалинке Хлеба. Позвала пречистая Журавлей с синицами, Сказала: "Приносите, птицы, Хлеба и пшеницы Немало". Замешкались птицы, Журавли, синицы, Дождь прочат. А боженька в хате Все теребит мати, Есть хочет. Вышла богородица В поле, за околицу, Кличет. Только ветер по полю, Словно кони, топает, Свищет. Боженька, маленький, Плакал на завалинке От горя. Плакал, обливаясь... Прилетал тут аист Белоперый. Взял он осторожненько Красным клювом боженьку, Умчался. И господь на елочке, В аистовом гнездышке, Качался. Ворочалась к хате Пречистая мати, Сына нету. Собрала котомку И пошла сторонкой По свету. Шла, несла немало, Наконец сыскала В лесочке: На спине катается У белого аиста Сыночек. Позвала пречистая Журавлей с синицами, Сказала: "На вечное время Собирайте семя Немало. А белому аисту, Что с богом катается Меж веток, Носить на завалинки Синеглазых маленьких Деток". <1916>
    * * * Без шапки, с лыковой котомкой, Стирая пот свой, как елей, Бреду дубравною сторонкой Под тихий шелест тополей. Иду, застегнутый веревкой, Сажусь под копны на лужок. На мне дырявая поддевка, А поводырь мой - подожок. Пою я стих о светлом рае, Довольный мыслью, что живу, И крохи сочные бросаю Лесным камашкам на траву. По лопуху промяты стежки, Вдали озерный купорос, Цепляюсь в клейкие сережки Обвисших до земли берез. И по кустам межи соседней, Под возглашенья гулких сов, Внимаю, словно за обедней, Молебну птичьих голосов. <1916>
    МЕЧТА (Из книги "Стихи о любви" 1 В темной роще на зеленых елях Золотятся листья вялых ив. Выхожу я на высокий берег, Где покойно плещется залив. Две луны, рога свои качая, Замутили желтым дымом зыбь. Гладь озер с травой не различая, Тихо плачет на болоте выпь. В этом голосе обкошенного луга Слышу я знакомый сердцу зов. Ты зовешь меня, моя подруга, Погрустить у сонных берегов. Много лет я не был здесь и много Встреч веселых видел и разлук, Но всегда хранил в себе я строго Нежный сгиб твоих туманных рук. 2 Тихий отрок, чувствующий кротко, Голубей целующий в уста, - Тонкий стан с медлительной походкой Я любил в тебе, моя мечта. Я бродил по городам и селам, Я искал тебя, где ты живешь, И со смехом, резвым и веселым, Часто ты меня манила в рожь. За оградой монастырской кроясь, Я вошел однажды в белый храм: Синею водою солнце моясь, Свой орарь мне кинуло к ногам. Я стоял, как инок, в блеске алом, Вдруг сдавила горло тишина... Ты вошла под черным покрывалом И, поникнув, стала у окна. 3 С паперти под колокол гудящий Ты сходила в благовонье свеч. И не мог я, ласково дрожащий, Не коснуться рук твоих и плеч. Я хотел сказать тебе так много, Что томило душу с ранних пор, Но дымилась тихая дорога В незакатном полыме озер. Ты взглянула тихо на долины, Где в траве ползла кудряво мгла... И упали редкие седины С твоего увядшего чела... Чуть бледнели складки от одежды, И, казалось, в русле темных вод, - Уходя, жевал мои надежды Твой беззубый, шамкающий рот. 4 Но недолго душу холод мучил. Как крыло, прильнув к ее ногам, Новый короб чувства я навьючил И пошел по новым берегам. Безо шва стянулась в сердце рана, Страсть погасла, и любовь прошла. Но опять пришла ты из тумана И была красива и светла. Ты шепнула, заслонясь рукою: "Посмотри же, как я молода. Это жизнь тебя пугала мною, Я же вся как воздух и вода". В голосах обкошенного луга Слышу я знакомый сердцу зов. Ты зовешь меня, моя подруга, Погрустить у сонных берегов. <1916>
    * * * День ушел, убавилась черта, Я опять подвинулся к уходу. Легким взмахом белого перста Тайны лет я разрезаю воду. В голубой струе моей судьбы Накипи холодной бьется пена, И кладет печать немого плена Складку новую у сморщенной губы. С каждым днем я становлюсь чужим И себе, и жизнь кому велела. Где-то в поле чистом, у межи, Оторвал я тень свою от тела. Неодетая она ушла, Взяв мои изогнутые плечи. Где-нибудь она теперь далече И другого нежно обняла. Может быть, склоняяся к нему, Про меня она совсем забыла И, вперившись в призрачную тьму, Складки губ и рта переменила. Но живет по звуку прежних лет, Что, как эхо, бродит за горами. Я целую синими губами Черной тенью тиснутый портрет. <1916>
    * * * Гаснут красные крылья заката, Тихо дремлют в тумане плетни. Не тоскуй, моя белая хата, Что опять мы одни и одни. Чистит месяц в соломенной крыше Обоймленные синью рога. Не пошел я за ней и не вышел Провожать за глухие стога. Знаю, годы тревогу заглушат. Эта боль, как и годы, пройдет. И уста, и невинную душу Для другого она бережет. Не силен тот, кто радости просит, Только гордые в силе живут. А другой изомнет и забросит, Как изъеденный сырью хомут. Не с тоски я судьбы поджидаю, Будет злобно крутить пороша. И придет она к нашему краю Обогреть своего малыша. Снимет шубу и шали развяжет, Примостится со мной у огня. И спокойно и ласково скажет, Что ребенок похож на меня. <1916>
    * * * Синее небо, цветная дуга, Тихо степные бегут берега, Тянется дым, у малиновых сел Свадьба ворон облегла частокол. Снова я вижу знакомый обрыв С красною глиной и сучьями ив, Грезит над озером рыжий овес, Пахнет ромашкой и медом от ос. Край мой! Любимая Русь и Мордва! Притчею мглы ты, как прежде, жива. Нежно под трепетом ангельских крыл Звонят кресты безымянных могил. Многих ты, родина, ликом своим Жгла и томила по шахтам сырым. Много мечтает их, сильных и злых, Выкусить ягоды персей твоих. Только я верю: не выжить тому, Кто разлюбил твой острог и тюрьму... Вечная правда и гомон лесов Радуют душу под звон кандалов. <1916>
    * * * Снег, словно мед ноздреватый, Лег под прямой частокол. Лижет теленок горбатый Вечера красный подол. Тихо от хлебного духа Снится кому-то апрель. Кашляет бабка-старуха, Грудью склонясь на кудель. Рыжеволосый внучонок Щупает в книжке листы. Стан его гибок и тонок, Руки белей бересты. Выпала бабке удача, Только одно невдомек: Плохо решает задачи Выпитый ветром умок. С глазу ль, с немилого ль взора Часто она под удой Поит его с наговором Преполовенской водой. И за глухие поклоны С лика упавших седин Пишет им числа с иконы Божий слуга - Дамаскин. <1917>
    ЛЕБЕДУШКА Из-за леса, леса темного, Подымалась красна зорюшка, Рассыпала ясной радугой Огоньки-лучи багровые. Загорались ярким пламенем Сосны старые, могучие, Наряжали сетки хвойные В покрывала златотканые. А кругом роса жемчужная Отливала блестки алые, И над озером серебряным Камыши, склонясь, шепталися. В это утро вместе с солнышком Уж из тех ли темных зарослей Выплывала, словно зоренька, Белоснежная лебедушка. Позади ватагой стройною Подвигались лебежатушки. И дробилась гладь зеркальная На колечки изумрудные. И от той ли тихой заводи, Посередь того ли озера, Пролегла струя далекая Лентой темной и широкою. Уплывала лебедь белая По ту сторону раздольную, Где к затону молчаливому Прилегла трава шелковая. У побережья зеленого, Наклонив головки нежные, Перешептывались лилии С ручейками тихозвонными. Как и стала звать лебедушка Своих малых лебежатушек Погулять на луг пестреющий, Пощипать траву душистую. Выходили лебежатушки Теребить траву-муравушку, И росинки серебристые, Словно жемчуг, осыпалися. А кругом цветы лазоревы Распускали волны пряные И, как гости чужедальние, Улыбались дню веселому. И гуляли детки малые По раздолью по широкому, А лебедка белоснежная, Не спуская глаз, дозорила. Пролетал ли коршун рощею, Иль змея ползла равниною, Гоготала лебедь белая, Созывая малых детушек. Хоронились лебежатушки Под крыло ли материнское, И когда гроза скрывалася, Снова бегали-резвилися. Но не чуяла лебедушка, Не видала оком доблестным, Что от солнца золотистого Надвигалась туча черная - Молодой орел под облаком Расправлял крыло могучее И бросал глазами молнии На равнину бесконечную. Видел он у леса темного, На пригорке у расщелины, Как змея на солнце выползла И свилась в колечко, грелася. И хотел орел со злобою Как стрела на землю кинуться, Но змея его заметила И под кочку притаилася. Взмахом крыл своих под облаком Он расправил когти острые И, добычу поджидаючи, Замер в воздухе распластанный. Но глаза его орлиные Разглядели степь далекую, И у озера широкого Он увидел лебедь белую. Грозный взмах крыла могучего Отогнал седое облако, И орел, как точка черная, Стал к земле спускаться кольцами. В это время лебедь белая Оглянула гладь зеркальную И на небе отражавшемся Увидала крылья длинные. Встрепенулася лебедушка, Закричала лебежатушкам, Собралися детки малые И под крылья схоронилися. А орел, взмахнувши крыльями, Как стрела на землю кинулся, И впилися когти острые Прямо в шею лебединую. Распустила крылья белые Белоснежная лебедушка И ногами помертвелыми Оттолкнула малых детушек. Побежали детки к озеру, Понеслись в густые заросли, А из глаз родимой матери Покатились слезы горькие. А орел когтями острыми Раздирал ей тело нежное, И летели перья белые, Словно брызги, во все стороны. Колыхалось тихо озеро, Камыши, склонясь, шепталися, А под кочками зелеными Хоронились лебежатушки. <1917>
    * * * К теплому свету, на отчий порог, Тянет меня твой задумчивый вздох. Ждут на крылечке там бабка и дед Резвого внука подсолнечных лет. Строен и бел, как березка, их внук, С медом волосьев и бархатом рук. Только, о друг, по глазам голубым - Жизнь его в мире пригрезилась им. Шлет им лучистую радость во мглу Светлая дева в иконном углу. С тихой улыбкой на тонких губах Держит их внука она на руках. <1917>
    * * * Есть светлая радость под сенью кустов Поплакать о прошлом родных берегов И, первую проседь лаская на лбу, С приятною болью пенять на судьбу. Ни друга, ни думы о бабьих губах Не зреет в ее тихомудрых словах, Но есть в ней, как вера, живая мечта К незримому свету приблизить уста. Мы любим в ней вечер, над речкой овес, - И отроков резвых с медынью волос. Стряхая с бровей своих призрачный дым, Нам сладко о тайнах рассказывать им. Есть нежная кротость, присев на порог, Молиться закату и лику дорог. В обсыпанных рощах, на сжатых полях Грустит наша дума об отрочьих днях. За отчею сказкой, за звоном стропил Несет ее шорох неведомых крыл... Но крепко в равнинах ковыльных лугов Покоится правда родительских снов. <1917>
    * * * Не от холода рябинушка дрожит, Не от ветра море синее кипит. Напоили землю радостью снега, Снятся деду иорданские брега. Видит в долах он озера да кусты, Чрез озера перекинуты мосты. Как по мостику, кудряв и желторус, Бродит отрок, сын Иосифа, Исус. От восхода до заката в хмаре вод Кличет утиц он и рыбешек зовет: "Вы сходитесь ко мне, твари, за корму, Научите меня разуму-уму". Как по бережку, меж вымоин и гор, Тихо льется их беседа-разговор. Мелка рыбешка, сплеснувшись на песок, Подает ли свой подводный голосок: "Уж ты, чадо, мило дитятко, Христос, Мы пришли к тебе с поклоном на допрос Ты иди учись в пустынях да лесах; Наша тайна отразилась в небесах". <1917>
    * * * Заря над полем - как красный тын. Плывет на тучке превечный сын. Вот вышла бабка кормить цыплят. Горит на небе святой оклад. - Здорово, внучек! - Здорово, свет! - Зайди в избушку. - А дома ль дед? - Он чинит невод ловить ершей. - А много ль деду от роду дней? - Уж скоро девять десятков зим. - И вспорхнул внучек, как белый дым. С душою деда поплыл в туман, Где зреет полдень незримых стран. <1917>
    * * * Небо ли такое белое Или солью выцвела вода? Ты поешь, и песня оголтелая Бреговые вяжет повода. Синим жерновом развеяны и смолоты Водяные зерна на муку. Голубой простор и золото Опоясали твою тоску. Не встревожен ласкою угрюмою Загорелый взмах твоей руки. Все равно - Архангельском иль Умбою Проплывать тебе на Соловки. Все равно под стоптанною палубой Видишь ты погорбившийся скит. Подпевает тебе жалоба Об изгибах тамошних ракит. Так и хочется под песню свеситься Над водою, спихивая день... Но спокойно светит вместо месяца Отразившийся на облаке тюлень. 1917
    РАЗБОЙНИК Стухнут звезды, стухнет месяц, Стихнет песня соловья, В чернобылье перелесиц С кистенем засяду я. У реки под косогором Не бросай, рыбак, блесну, По дороге темным бором Не считай, купец, казну! Руки цепки, руки хватки, Не зазря зовусь ухват: Загребу парчу и кадки, Дорогой сниму халат. В темной роще заряница Чешет елью прядь волос; Выручай меня, ножница: Раздается стук колес. Не дознаться глупым людям, Где копил - хранил деньгу; Захотеть - так все добудем Темной ночью на лугу! <1917>
    * * * Свищет ветер под крутым забором, Прячется в траву. Знаю я, что пьяницей и вором Век свой доживу. Тонет день за красными холмами, Кличет на межу. Не один я в этом свете шляюсь, Не один брожу. Размахнулось поле русских пашен, То трава, то снег, Все равно, литвин я иль чувашин, Крест мой как у всех. Верю я, как ликам чудотворным, В мой потайный час. Он придет бродягой подзаборным, Нерушимый Спас. Но быть может, в синих клочьях дыма Тайноводных рек Я пройду его с улыбкой пьяной мимо, Не узнав навек. Не блеснет слеза в моих ресницах, Не вспугнет мечту. Только радость синей голубицей Канет в темноту. И опять, как раньше, с дикой злостью Запоет тоска... Пусть хоть ветер на моем погосте Пляшет трепака. <1917>
    О РОДИНА! О родина, о новый С златою крышей кров, Труби, мычи коровой, Реви телком громов. Брожу по синим селам, Такая благодать, Отчаянный, веселый, Но весь в тебя я, мать. В училище разгула Крепил я плоть и ум. С березового гула Растет твой вешний шум. Люблю твои пороки, И пьянство, и разбой, И утром на востоке Терять себя звездой. И всю тебя, как знаю, Хочу измять и взять, И горько проклинаю За то, что ты мне мать. <1917>
    * * * Пушистый звон и руга, И камень под крестом. Стегает злая вьюга Расщелканным кнутом. Шаманит лес-кудесник Про черную судьбу. Лежишь ты, мой ровесник, В нетесаном гробу. Пусть снова финский ножик Кровавит свой клинок. Тебя не потревожит Ни пеший, ни ездок. И только с перелесиц Сквозь облачный тулуп Слезу обронит месяц На мой завьялый труп. <1918>
    * * * Пряный вечер. Гаснут зори. По траве ползет туман, У плетня на косогоре Забелел твой сарафан. В чарах звездного напева Обомлели тополя. Знаю, ждешь ты, королева, Молодого короля. Коромыслом серп двурогий Плавно по небу скользит. Там, за рощей, по дороге Раздается звон копыт. Скачет всадник загорелый, Крепко держит повода. Увезет тебя он смело В чужедальни города. Пряный вечер. Гаснут зори. Слышен четкий храп коня. Ах, постой на косогоре Королевой у плетня. <191>
    СЕЛЬСКИЙ ЧАСОСЛОВ Вл.Чернявскому 1 О солнце, солнце, Золотое, опущенное в мир ведро, Зачерпни мою душу! Вынь из кладезя мук Страны моей. Каждый день, Ухватившись за цепь лучей твоих, Карабкаюсь я в небо. Каждый вечер Срываюсь и падаю в пасть заката. Тяжко и горько мне... Кровью поют уста... Снеги, белые снеги - Покров моей родины - Рвут на части. На кресте висит Ее тело, Голени дорог и холмов Перебиты... Волком воет от запада Ветер... Ночь, как ворон, Точит клюв на глаза-озера. И доскою надкрестною Прибита к горе заря:
    ИСУС НАЗАРЯНИН
    ЦАРЬ
    ИУДЕЙСКИЙ
    2 О месяц, месяц! Рыжая шапка моего деда, Закинутая озорным внуком на сук облака, Спади на землю... Прикрой глаза мои! Где ты... Где моя родина? Лыками содрала твои дороги Буря, Синим языком вылизал снег твой - Твою белую шерсть - Ветер... И лежишь ты, как овца, Дрыгая ногами в небо, Путая небо с яслями, Путая звезды С овсом золотистым. О путай, путай! Путай все, что видишь... Не отрекусь принять тебя даже с солнцем, Похожим на свинью... Не испугаюсь просунутого пятачка его В частокол Души моей. Тайна твоя велика есть. Гибель твоя миру купель Предвечная. 3 О красная вечерняя заря! Прости мне крик мой. Прости, что спутал я твою Медведицу С черпаком водовоза... Пастухи пустыни - Что мы знаем?.. Только ведь приходское училище Я кончил, Только знаю библию да сказки, Только знаю, что поет овес при ветре... Да еще По праздникам Играть в гармошку. Но постиг я... Верю, что погибнуть лучше, Чем остаться С содранною Кожей. Гибни, край мой! Гибни, Русь моя, Начертательница Третьего Завета. 4 О звезды, звезды, Восковые тонкие свечи, Капающие красным воском На молитвенник зари, Склонитесь ниже! Нагните пламя свое, Чтобы мог я, Привстав на цыпочки, Погасить его. Он не понял, кто зажег вас, О какой я пропел вам Смерти. Радуйся, Земля! Деве твоей Руси Новое возвестил я Рождение. Сына тебе Родит она... Имя ему - Израмистил. Пой и шуми, Волга! В синие ясли твои опрокинет она Младенца. Не говорите мне, Что это В полном круге Будет всходить Луна... Это он! Это он Из чрева неба Будет высовывать Голову... <1918>
    * * * И небо и земля все те же, Все в те же воды я гляжусь, Но вздох твой ледовитый реже, Ложноклассическая Русь. Не огражу мой тихий кров От радости над умираньем, Но жаль мне, жаль отдать страданью Езекиильский глас ветров. Шуми, шуми, реви сильней, Свирепствуй, океан мятежный, И в солнца золотые мрежи Сгоняй сребристых окуней. <1918>
    * * * Не стану никакую Я девушку ласкать. Ах, лишь одну люблю я, Забыв любовь земную, На небе божью мать. В себе я мыслить волен, В душе поет весна. Ах, часто в келье темной Я звал ее с иконы К себе на ложе сна. И в час, как полночь било, В веселый ночи мрак Она как тень сходила И в рот сосцы струила Младенцу на руках. И, сев со мною рядом, Она шептала мне: "Смирись, моя услада, Мы встретимся у сада В небесной стороне". <1918>
    КАНТАТА Спите, любимые братья, Снова родная земля Неколебимые рати Движет под стены Кремля. Новые в мире зачатья, Зарево красных зарниц... Спите, любимые братья, В свете нетленных гробниц. Солнце златою печатью Стражем стоит у ворот... Спите, любимые братья, Мимо вас движется ратью К зорям вселенским народ. <1918>
    * * * Заметает пурга Белый путь. Хочет в мягких снегах Потонуть. Ветер резвый уснул На пути; Ни проехать в лесу, Ни пройти. Забежала коляда На село, В руки белые взяла Помело. Гей вы, нелюди-люди, Народ, Выходите с дороги Вперед! Испугалась пурга На снегах, Побежала скорей На луга. Ветер тоже спросонок Вскочил Да и шапку с кудрей Уронил. Утром ворон к березоньке Стук... И повесил ту шапку На сук. <1918>
    * * * Ветры, ветры, о снежные ветры, Заметите мою прошлую жизнь. Я хочу быть отроком светлым Иль цветком с луговой межи. Я хочу под гудок пастуший Умереть для себя и для всех. Колокольчики звездные в уши Насыпает вечерний снег. Хороша бестуманная трель его, Когда топит он боль в пурге. Я хотел бы стоять, как дерево, При дороге на одной ноге. Я хотел бы под конские храпы Обниматься с соседним кустом. Подымайте ж вы, лунные лапы, Мою грусть в небеса ведром. <1919>
    ПРОЩАНИЕ С МАРИЕНГОФОМ Есть в дружбе счастье оголтелое И судорога буйных чувств - Огонь растапливает тело, Как стеариновую свечу. Возлюбленный мой! дай мне руки - Я по-иному не привык, - Хочу омыть их в час разлуки Я желтой пеной головы. Ах, Толя, Толя, ты ли, ты ли, В который миг, в который раз - Опять, как молоко, застыли Круги недвижущихся глаз. Прощай, прощай. В пожарах лунных Дождусь ли радостного дня? Среди прославленных и юных Ты был всех лучше для меня. В такой-то срок, в таком-то годе Мы встретимся, быть может, вновь... Мне страшно, - ведь душа проходит, Как молодость и как любовь. Другой в тебе меня заглушит. Не потому ли - в лад речам - Мои рыдающие уши, Как весла, плещут по плечам? Прощай, прощай. В пожарах лунных Не зреть мне радостного дня, Но все ж средь трепетных и юных Ты был всех лучше для меня. <1922>
    ПАПИРОСНИКИ Улицы печальные, Сугробы да мороз. Сорванцы отчаянные С лотками папирос. Грязных улиц странники В забаве злой игры, Все они - карманники, Веселые воры. Тех площадь - на Никитской, А этих - на Тверской. Стоят с тоскливым свистом Они там день-денской. Снуют по всем притонам И, улучив досуг, Читают Пинкертона За кружкой пива вслух. Пускай от пива горько, Они без пива - вдрызг. Все бредят Нью-Йорком, Всех тянет в Сан-Франциск. Потом опять печально Выходят на мороз Сорванцы отчаянные С лотками папирос. <1923>
    * * * Грубым дается радость. Нежным дается печаль. Мне ничего не надо, Мне никого не жаль. Жаль мне себя немного, Жалко бездомных собак. Эта прямая дорога Меня привела в кабак. Что ж вы ругаетесь, дьяволы? Иль я не сын страны? Каждый из нас закладывал За рюмку свои штаны. Мутно гляжу на окна. В сердце тоска и зной. Катится, в солнце измокнув, Улица передо мной. А на улице мальчик сопливый. Воздух поджарен и сух. Мальчик такой счастливый И ковыряет в носу. Ковыряй, ковыряй, мой милый, Суй туда палец весь, Только вот с эфтой силой В душу свою не лезь. Я уж готов. Я робкий. Глянь на бутылок рать! Я собираю пробки - Душу мою затыкать. <1923?>
    * * * Издатель славный! В этой книге Я новым чувствам предаюсь, Учусь постигнуть в каждом миге Коммуной вздыбленную Русь. Пускай о многом неумело Шептал бумаге карандаш, Душа спросонок хрипло пела, Не понимая праздник наш. Но ты видением поэта Прочтешь не в буквах, а в другом, Что в той стране, где власть Советов, Не пишут старым языком. И, разбирая опыт смелый, Меня насмешке не предашь, - Лишь потому так неумело Шептал бумаге карандаш. <1924>
    * * * Цветы на подоконнике, Цветы, цветы. Играют на гармонике, Ведь слышишь ты? Играют на гармонике, Ну что же в том? Мне нравятся две родинки На лбу крутом. Ведь ты такая нежная, А я так груб. Целую так небрежно Калину губ. Куда ты рвешься, шалая? Побудь, побудь... Постой, душа усталая, Забудь, забудь. Она такая дурочка, Как те и та... Вот потому Снегурочка Всегда мечта. <1924>
    ПАМЯТИ БРЮСОВА Мы умираем, Сходим в тишь и грусть, Но знаю я - Нас не забудет Русь. Любили девушек, Любили женщин мы - И ели хлеб Из нищенской сумы. Но не любили мы Продажных торгашей. Планета, милая, - Катись, гуляй и пей. Мы рифмы старые Раз сорок повторим. Пускать сумеем Гоголя и дым. Но все же были мы Всегда одни. Мой милый друг, Не сетуй, не кляни! Вот умер Брюсов, Но помрем и мы, - Не выпросить нам дней Из нищенской сумы. Но крепко вцапались Мы в нищую суму. Валерий Яклевич! Мир праху твоему! <1924>
    ЦВЕТЫ I Цветы мне говорят прощай, Головками кивая низко. Ты больше не увидишь близко Родное поле, отчий край. Любимые! Ну что ж, ну что ж! Я видел вас и видел землю, И эту гробовую дрожь Как ласку новую приемлю. II Весенний вечер Синий час. Ну как же не любить мне вас, Как не любить мне вас, цветы? Я с вами выпил бы на "ты". Шуми, левкой и резеда. С моей душой стряслась беда. С душой моей стряслась беда. Шуми, левкой и резеда. III Ах, колокольчик! твой ли пыл Мне в душу песней позвонил И рассказал, что васильки Очей любимых далеки. Не пой! не пой мне! Пощади. И так огонь горит в груди. Она пришла, как к рифме "вновь" Неразлучимая любовь. IV Цветы мои! не всякий мог Узнать, что сердцем я продрог, Не всякий этот холод в нем Мог растопить своим огнем, Не всякий, длани кто простер, Поймать сумеет долю злую. Как бабочка - я на костер Лечу и огненность целую. V Я не люблю цветы с кустов, Не называю их цветами. Хоть прикасаюсь к ним устами, Но не найду к ним нежных слов. Я только тот люблю цветок, Который врос корнями в землю, Его люблю я и приемлю, Как северный наш василек. VI И на рябине есть цветы, Цветы - предшественники ягод, Они на землю градом лягут, Багрец свергая с высоты. Они не те, что на земле. Цветы рябин другое дело. Они как жизнь, как наше тело, Делимое в предвечной мгле. VII Любовь моя! прости, прости. Ничто не обошел я мимо. Но мне милее на пути, Что для меня неповторимо. Неповторимы ты и я. Помрем - за нас придут другие. Но это все же не такие - Уж я не твой, ты не моя. VIII Цветы, скажите мне прощай, Головками кивая низко, Что не увидеть больше близко Ее лицо, любимый край. Ну что ж! пускай не увидать! Я поражен другим цветеньем И потому словесным пеньем Земную буду славить гладь. IX А люди разве не цветы? О милая, почувствуй ты, Здесь не пустынные слова. Как стебель тулово качая, А эта разве голова Тебе не роза золотая? Цветы людей и в солнь и в стыть Умеют ползать и ходить. X Я видел, как цветы ходили, И сердцем стал с тех пор добрей, Когда узнал, что в этом мире То дело было в октябре. Цветы сражалися друг с другом, И красный цвет был всех бойчей. Их больше падало под вьюгой, Но все же мощностью упругой Они сразили палачей. XI Октябрь! Октябрь! Мне страшно жаль Те красные цветы, что пали. Головку розы режет сталь, Но все же не боюсь я стали. Цветы ходячие земли! Они и сталь сразят почище, Из стали пустят корабли, Из стали сделают жилища. XII И потому, что я постиг, Что мир мне не монашья схима, Я ласково влагаю в стих, Что все на свете повторимо. И потому, что я пою, Пою и вовсе не впустую, Я милой голову мою Отдам, как розу золотую. <1924>
    БАТУМ Корабли плывут В Константинополь. Поезда уходят на Москву. От людского шума ль Иль от скопа ль Каждый день я чувствую Тоску. Далеко я, Далеко заброшен, Даже ближе Кажется луна. Пригоршиями водяных горошин Плещет черноморская Волна. Каждый день Я прихожу на пристань, Провожаю всех, Кого не жаль, И гляжу все тягостней И пристальней В очарованную даль. Может быть, из Гавра Иль Марселя Приплывет Луиза иль Жаннет, О которых помню я Доселе, Но которых Вовсе - нет. Запах моря в привкус Дымно-горький, Может быть, Мисс Метчел Или Клод Обо мне вспомянут В Нью-Йорке, Прочитав сей вещи перевод. Все мы ищем В этом мире буром Нас зовущие Незримые следы. Не с того ль, Как лампы с абажуром, Светятся медузы из воды? Оттого При встрече иностранки Я под скрипы Шхун и кораблей Слышу голос Плачущей шарманки Иль далекий Окрик журавлей. Не она ли это? Не она ли? Ну да разве в жизни Разберешь? Если вот сейчас ее Догнали И умчали Брюки клеш. Каждый день Я прихожу на пристань, Провожаю всех, Кого не жаль, И гляжу все тягостней И пристальней В очарованную даль. А другие здесь Живут иначе. И недаром ночью Слышен свист, - Это значит, С ловкостью собачьей Пробирается контрабандист. Пограничник не боится Быстри. Не уйдет подмеченный им Враг, Оттого так часто Слышен выстрел На морских, соленых Берегах. Но живуч враг, Как ни вздынь его, Потому синеет Весь Батум. Даже море кажется мне Индиго Под бульварный Смех и шум. А сменяться есть чему Причина. Ведь не так уж много В мире див. Ходит полоумный Старичина, Петуха на темень посадив. Сам смеясь, Я вновь иду на пристань, Провожаю всех, Кого не жаль, И гляжу все тягостней И пристальней В очарованную даль. <1924>
    КАПИТАН ЗЕМЛИ Еще никто Не управлял планетой, И никому Не пелась песнь моя. Лишь только он, С рукой своей воздетой, Сказал, что мир - Единая семья. Не обольщен я Гимнами герою, Не трепещу Кровопроводом жил. Я счастлив тем, Что сумрачной порою Одними чувствами Я с ним дышал И жил. Не то что мы, Которым все так Близко, - Впадают в диво И слоны... Как скромный мальчик Из Симбирска Стал рулевым Своей страны. Средь рева волн В своей расчистке, Слегка суров И нежно мил, Он много мыслил По-марксистски, Совсем по-ленински Творил. Нет! Это не разгулье Стеньки! Не Пугачевский Бунт и трон! Он никого не ставил К стенке. Все делал Лишь людской закон. Он в разуме, Отваги полный, Лишь только прилегал К рулю, Чтобы об мыс Дробились волны, Простор давая Кораблю. Он - рулевой И капитан, Страшны ль с ним Шквальные откосы? Ведь, собранная С разных стран, Вся партия - его Матросы. Не трусь, Кто к морю не привык: Они за лучшие Обеты Зажгут, Сойдя на материк, Путеводительные светы. Тогда поэт Другой судьбы, И уж не я, А он меж вами Споет вам песню В честь борьбы Другими, Новыми словами. Он скажет: "Только тот пловец, Кто, закалив В бореньях душу, Открыл для мира наконец Никем не виданную Сушу". 17 января 1925
    ВОСПОМИНАНИЕ Теперь октябрь не тот, Не тот октябрь теперь. В стране, где свищет непогода, Ревел и выл Октябрь, как зверь, Октябрь семнадцатого года. Я помню жуткий Снежный день. Его я видел мутным взглядом. Железная витала тень Над омраченным Петроградом. Уже все чуяли грозу, Уже все знали что-то, Знали, Что не напрасно, знать, везут Солдаты черепах из стали. Рассыпались... Уселись в ряд... У публики дрожат поджилки... И кто-то вдруг сорвал плакат Со стен трусливой учредилки. И началось... Метнулись взоры, Войной гражданскою горя, И дымом пламенной "Авроры" Взошла железная заря. Свершилась участь роковая, И над страной под вопли "матов" Взметнулась надпись огневая: "Совет Рабочих Депутатов". <1925>
    1 МАЯ Есть музыка, стихи и танцы, Есть ложь и лесть... Пускай меня бранят за "Стансы" - В них правда есть. Я видел праздник, праздник мая - И поражен. Готов был сгибнуть, обнимая Всех дев и жен. Куда пойдешь, кому расскажешь На чье-то "хны", Что в солнечной купались пряже Балаханы? Ну как тут в сердце гимн не высечь, Не впасть как в дрожь? Гуляли, пели сорок тысяч И пили тож. Стихи! стихи! Не очень лефте! Простей! Простей! Мы пили за здоровье нефти И за гостей. И, первый мой бокал вздымая, Одним кивком Я выпил в этот праздник мая За Совнарком. Второй бокал, чтоб так, не очень Вдрезину лечь, Я гордо выпил за рабочих Под чью-то речь. И третий мой бокал я выпил, Как некий хан, За то, чтоб не сгибалась в хрипе Судьба крестьян. Пей, сердце! Только не в упор ты, Чтоб жизнь губя... Вот потому я пил четвертый Лишь за себя. <1925>
    * * * Неуютная жидкая лунность И тоска бесконечных равнин, - Вот что видел я в резвую юность, Что, любя, проклинал не один. По дорогам усохшие вербы И тележная песня колес... Ни за что не хотел я теперь бы, Чтоб мне слушать ее привелось. Равнодушен я стал к лачугам, И очажный огонь мне не мил, Даже яблонь весеннюю вьюгу Я за бедность полей разлюбил. Мне теперь по душе иное. И в чахоточном свете луны Через каменное и стальное Вижу мощь я родной стороны. Полевая Россия! Добольно Волочиться сохой по полям! Нищету твою видеть больно И березам и тополям. Я не знаю, что будет со мною... Может, в новую жизнь не гожусь, Но и все же хочу я стальною Видеть бедную, нищую Русь. И, внимая моторному лаю В сонме вьюг, в сонме бурь и гроз, Ни за что я теперь не желаю Слушать песню тележных колес. <1925>
    * * * Тихий ветер. Вечер сине-хмурый. Я смотрю широкими глазами. В Персии такие ж точно куры, Как у нас в соломенной Рязани. Тот же месяц, только чуть пошире, Чуть желтее и с другого края. Мы с тобою любим в этом мире Одинаково со всеми, дорогая. Ночи теплые, - не в воле я, не в силах, Не могу не прославлять, не петь их. Так же девушки здесь обнимают милых До вторых до петухов, до третьих. Ах, любовь! Она ведь всем знакома, Это чувство знают даже кошки, Только я с отчизной и без дома От нее сбираю скромно крошки. Счастья нет. Но горевать не буду - Есть везде родные сердцу куры, Для меня рассеяны повсюду Молодые чувственные дуры. С ними я все радости приемлю И для них лишь говорю стихами: Оттого, знать, люди любят землю, Что она пропахла петухами. Июль 1925
    * * * Я иду долиной. На затылке кепи, В лайковой перчатке смуглая рука. Далеко сияют розовые степи, Широко синеет тихая река. Я - беспечный парень. Ничего не надо. Только б слушать песни - сердцем подпевать, Только бы струилась легкая прохлада, Только б не сгибалась молодая стать. Выйду за дорогу, выйду под откосы, - Сколько там нарядных мужиков и баб! Что-то шепчут грабли, что-то свищут косы. "Эй, поэт, послушай, слаб ты иль не слаб? На земле милее. Полно плавать в небо. Как ты любишь долы, так бы труд любил. Ты ли деревенским, ты ль крестьянским не был? Размахнись косою, покажи свой пыл". Ах, перо не грабли, ах, коса не ручка - Но косой выводят строчки хоть куда. Под весенним солнцем, под весенней тучкой Их читают люди всякие года. К черту я снимаю свой костюм английский. Что же, дайте косу, я вам покажу - Я ли вам не свойский, я ли вам не близкий, Памятью деревни я ль не дорожу? Нипочем мне ямы, нипочем мне кочки. Хорошо косою в утренний туман Выводить по долам травяные строчки, Чтобы их читали лошадь и баран. В этих строчках - песня, в этих строчках - слово. Потому и рад я в думах ни о ком, Что читать их может каждая корова, Отдавая плату теплым молоком. <1925>
    * * * Я помню, любимая, помню Сиянье твоих волос. Не радостно и не легко мне Покинуть тебя привелось. Я помню осенние ночи, Березовый шорох теней, Пусть дни тогда были короче, Луна нам светила длинней. Я помню, ты мне говорила: "Пройдут голубые года, И ты позабудешь, мой милый, С другою меня навсегда". Сегодня цветущая липа Напомнила чувствам опять, Как нежно тогда я сыпал Цветы на кудрявую прядь. И сердце, остыть не готовясь И грустно другую любя, Как будто любимую повесть С другой вспоминает тебя. <1925>
    * * * Море голосов воробьиных. Ночь, а как будто ясно, Так ведь всегда прекрасно. Ночь, а как будто ясно, И на устах невинных Море голосов воробьиных. Ах, у луны такое Светит - хоть кинься в воду. Я не хочу покоя В синюю эту погоду. Ах, у луны такое Светит - хоть кинься в воду. Милая, ты ли? та ли? Эти уста не устали. Эти уста, как в струях, Жизнь утолят в поцелуях. Милая, ты ли? та ли? Розы ль мне то нашептали? Сам я не знаю, что будет. Близко, а может, гдей-то Плачет веселая флейта. В тихом вечернем гуде Чту я за лилии груди. Плачет веселая флейта, Сам я не знаю, что будет. <1925>
    * * * Плачет метель, как цыганская скрипка. Милая девушка, злая улыбка, Я ль не робею от синего взгляда? Много мне нужно и много не надо. Так мы далеки и так не схожи - Ты молодая, а я все прожил. Юношам счастье, а мне лишь память Снежною ночью в лихую замять. Я не заласкан - буря мне скрипка. Сердце метелит твоя улыбка. <1925>
    * * * Ах, метель такая, просто черт возьми! Забивает крышу белыми гвоздьми. Только мне не страшно, и в моей судьбе Непутевым сердцем я прибит к тебе. <1925>
    * * * Снежная равнина, белая луна, Саваном покрыта наша сторона. И березы в белом плачут по лесам. Кто погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам? <1925>
    * * * Кто я? Что я? Только лишь мечтатель, Синь очей утративший во мгле, Эту жизнь прожил я словно кстати, Заодно с другими на земле. И с тобой целуюсь по привычке, Потому что многих целовал, И, как будто зажигая спички, Говорю любовные слова. "Дорогая", "милая", "навеки", А в душе всегда одно и тож, Если тронуть страсти в человеке, То, конечно, правды не найдешь. Оттого душе моей не жестко Не желать, не требовать огня, Ты, моя ходячая березка, Создана для многих и меня. Но, всегда ища себе родную И томясь в неласковом плену, Я тебя нисколько не ревную, Я тебя нисколько не кляну. Кто я? Что я? Только лишь мечтатель, Синь очей утративший во мгле, И тебя любил я только кстати, Заодно с другими на земле. <1925>


    © Права на это собрание электронных текстов и собственно электронные тексты принадлежат Публичной электронной библиотеке (Евгению Пескину), 1994-1996 год. Разрешено свободное распространение при условии сохранения целостности текста (включая данную информацию). Разрешено свободное использование для некоммерческих целей при условии ссылки на источник.
    Публичная Электронная Библиотека - товарный знак и знак обслуживания, принадлежащие Евгению Пескину.

    E-mail:eugene@eugene.msk.su

    © Электронная публикация — ПЭБ, 1992-2013.