ПУБЛИЧНАЯ ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Вечера и ночи

Версия 1.00 от 16 февраля 2014 г., public-library.ru. Сверка по "А.А.Фет. Стихотворения, поэмы. Современники о Фете", Москва, Правда, 1988.


ВЕЧЕРА И НОЧИ






        * * *

Долго еще прогорит Веспера скромная лампа,
Но уже светит с небес девы изменчивый лик.
Тонкие змейки сребра блещут на влаге уснувшей.
Звездное небо во мгле  дальнего облака ждет.
Вот потянулось оно, легкому ветру послушно,
Скрыло богиню, и мрак сладостный землю покрыл.

<1842>




* * * Что за вечер! А ручей Так и рвется. Как зарей-то соловей Раздается! Месяц светом с высоты Обдал нивы, А в овраге блеск воды, Тень да ивы. Знать, давно в плотине течь: Доски гнилы, — А нельзя здесь не прилечь На перилы. Так-то все весной живет! В роще, в поле Все трепещет и поет Поневоле. Мы замолкнем, что в кустах Хоры эти, — Придут с песнью на устах Наши дети; А не дети, так пройдут С песнью внуки: К ним с весною низойдут Те же звуки. <1847>
* * * Право, от полной души я благодарен соседу: Славная вещь — под окном в клетке держать соловья Грустно в неволе певцу, но чары сильны у природы: Только прощальным огнем озлатятся кресты на церквах И в расцветающий сад за высоким, ревнивым забором Вечера свежесть вдыхать выйдет соседка одна, — Тени ночные в певце пробудят желание воли, И под окном соловей громко засвищет любовь. Что за головка у ней, за белые плечи и руки! Что за янтарный отлив на роскошных извивах волос! Стан — загляденье! притом какая лукавая ножка! Будто бы дразнит мелькая... Но вечер давно уж настал... Что ж не поет соловей или что ж не выходит соседка?... Может, сегодня мы все трое друг друга поймем. <1842>
* * * Я люблю многое, близкое сердцу, Только редко люблю я... Чаще всего мне приятно скользить по заливу Так — забываясь Под звучную меру весла, Омочённого пеной шипучей, — Да смотреть, много ль отъехал И много ль осталось, Да не видать ли зарницы... Изо всех островков, На которых редко мерцают Огни рыбаков запоздалых, Мил мне один предпочтительно... Красноглазый кролик Любит его; Гордый лебедь каждой весною С протянутой шеей летает вокруг И садится с размаха На тихие воды. Над обрывом утеса Растет, помавая ветвями, Широколиственный дуб. Сколько уж лет тут живет соловей! Он поет по зарям, Да и позднею ночью, когда Месяц обманчивым светом Серебрит и волны и листья, Он не молкнет, поет Все громче и громче. Странные мысли Приходят тогда мне на ум: Что это — жизнь или сон? Счастлив я или только обманут? Нет ответа... Мелкие волны что-то шепчут с кормою, Весло недвижимо, И на́ небе ясном высоко сверкает зарница. <1842>
* * * Вдали огонек за рекою, Вся в блестках струится река, На лодке весло удалое, На цепи не видно замка. Никто мне не скажет: «Куда ты Поехал, куда загадал?» Шевелись же весло, шевелися! А берег во мраке пропал. Да что же? Зачем бы не ехать? Дождешься ль вечерней порой Опять и желанья, и лодки, Весла, и огня за рекой?.. <1842>
* * * Скучно мне вечно болтать о том, что высоко, прекрасно; Все эти толки меня только к зевоте ведут... Бросив педантов, бегу с тобой побеседовать, друг мой; Знаю, что в этих глазах, черных и умных глазах, Больше прекрасного, чем в нескольких стах фолиантах, Знаю, что сладкую жизнь пью с этих розовых губ. Только пчела узнает в цветке затаенную сладость, Только художник на всем чует прекрасного след. <1842>
* * * Я жду... Соловьиное эхо Несется с блестящей реки, Трава при луне в бриллиантах, На тмине горят светляки. Я жду... Темно-синее небо И в мелких, и в крупных звездах, Я слышу биение сердца И трепет в руках и в ногах. Я жду... Вот повеяло с юга; Тепло мне стоять и идти; Звезда покатилась на запад... Прости, золотая, прости! <1842>
* * * Здравствуй! тысячу раз мой привет тебе, ночь! Опять и опять я люблю тебя, Тихая, теплая, Серебром окаймленная! Робко, свечу потушив, подхожу я к окну... Меня не видать, зато сам я все вижу... Дождусь, непременно дождусь: Калитка вздрогнёт, растворяясь, Цветы, закачавшись, сильнее запахнут, и долго, Долго при месяце будет мелькать покрывало. <1842>
* * * Друг мой, бессильны слова, — одни поцелуи всесильны... Правда, в записках твоих весело мне наблюдать, Как прилив и отлив мыслей и чувства мешают Ручке твоей поверять то и другое листку; Правда, и сам я пишу стихи, покоряясь богине, — Много и рифм у меня, много размеров живых... Но меж ними люблю я рифмы взаимных лобзаний, С нежной цезурою уст, с вольным размером любви. <1842>
* * * Ночью как-то вольнее дышать мне, Как-то просторней... Даже в столице не тесно! Окна растворишь: Тихо и чутко Плывет прохладительный воздух. А небо? А месяц? О, этот месяц-волшебник! Как будто бы кровли Покрыты зеркальным стеклом, Шпили́ и кресты — бриллианты; А там, за луной, небосклон Чем дальше — светлей и прозрачней. Смотришь — и дышишь, И слышишь дыханье свое, И бой отдаленных часов, Да крик часового, Да изредка стук колеса Или пение вестника утра. Вместе с зарею и сон налетает на вежды, Светел, как призрак. Голову клонит, — а жаль от окна оторваться! <1842>
* * * Рад я дождю... От него тучнеет мягкое поле, Лист зеленеет на ветке и воздух становится чище; Зелени запах одну за одной из ульёв многошумных Пчел вызывает. Но что для меня еще лучше, Это — когда он ее на дороге ко мне орошает! Мокрые волосы, гладко к челу прилегая, Так и сияют у ней, — а губки и бледные ручки Так холодны, что нельзя не согреть их своими устами Но нестерпим ты мне ночью бессонною, Плювий Юпитер! Лучше согласен я крыс и мышей в моей комнате слушать, Лучше колеса пускай гремят непрестанно у окон, Чем этот шум и удары глупых, бессмысленных капель; Точно как будто бы птиц проклятое стадо Сотнями ног и носов терзают железную кровлю. Юпитер Плювий, помилуй! Расти сколько хочешь цветов ты Для прекрасной и лавров юных на кудри поэта, Только помилуй — не бей по ночам мне в железную кровлю! <1842>
* * * Слышишь ли ты, как шумит вверху угловатое стадо? С криком летят через дом к теплым полям журавли, Желтые листья шумят, в березнике свищет синица. Ты говоришь, что опять теплой дождемся весны... Друг мой! могу ль при тебе дожидаться блаженства в грядущем? Разве зимой у тебя меньше ланиты цветут?.. В зеркале часто себя ты видишь, с детской улыбкой Свой поправляя венок; так разреши мне сама, Где у тебя на лице более жизни и страсти: Вешним ли утром в саду, в полном сияньи зари, Иль у огня моего, когда я боюсь, чтобы искра, С треском прыгнув, не сожгла ножки-малютки твоей? <1842>
* * * Каждое чувство бывает понятней мне ночью, и каждый Образ пугливо-немой дольше трепещет во мгле; Самые звуки доступней, даже когда, неподвижен, Книгу держу я в руках, сам пробегая в уме Все невозможно-возможное, странно-бывалое... Лампа Томно у ложа горит, месяц смеется в окно, А в отдалении колокол вдруг запоет — и тихонько В комнату звуки плывут; я предаюсь им вполне. Сердце в них находило всегда какую-то влагу Точно как будто росой ночи омыты они. Звук все тот же поет, но с каждым порывом иначе: То в нем меди тугой более, то серебра. Странно, что ухо в ту пору, как будто не слушая, слышит; В мыслях иное совсем, думы — волна за волной... А между тем еще глубже сокрытая сила объемлет Лампу, и звуки, и ночь, их сочетавши в одно. Так между влажно-махровых цветов снотворного маку Полночь роняет порой тайные сны наяву. <1843>
* * * Летний вечер тих и ясен; Посмотри, как дремлют ивы; Запад неба бледно-красен, И реки блестят извивы. От вершин скользя к вершинам, Ветр ползет лесною высью. Слышишь ржанье по долинам? То табун несется рысью. < 1847 >
* * * Любо мне в комнате ночью стоять у окошка в потемках, Если луна с высоты прямо глядит на меня И, проникая стекло, нарисует квадраты лучами По полу, комнату всю дымом прозрачным поя, А за окошком в саду, между листьев сирени и липы, Черные группы деля, зыбким проходит лучом Между ветвями — и вниз ее золоченые стрелы Ярким стремятся дождем, иль одинокий листок Лунному свету мешает рассыпаться по земи, сам же, Светом осыпанный весь, черен дрожит на тени. Я восклицаю: блажен, трижды блажен, о Диана, Кто всемогущей судьбой в тайны твои посвящен! < 1847 >
* * * Шепот сердца, уст дыханье, Трели соловья, Серебро и колыханье Сонного ручья, Свет ночной, ночные тени, Тени без конца, Ряд волшебных изменений Милого лица, Бледный блеск и пурпур розы, Речь не говоря, И лобзания, и слезы, И заря, заря!.. < 1850 > [см. также позднюю редакцию]
* * * На стоге сена ночью южной Лицом ко тверди я лежал, И хор светил, живой и дружный, Кругом раскинувшись, дрожал. Земля, как смутный сон немая, Безвестно уносилась прочь, И я, как первый житель рая, Один в лицо увидел ночь. Я ль несся к бездне полуночной, Иль сонмы звезд ко мне неслись? Казалось, будто в длани мощной Над этой бездной я повис. И с замираньем и смятеньем Я взором мерил глубину, В которой с каждым я мгновеньем Все невозвратнее тону. < 1857 >
* * * Заря прощается с землею, Ложится пар на дне долин, Смотрю на лес, покрытый мглою, И на огни его вершин. Как незаметно потухают Лучи и гаснут под конец! С какою негой в них купают Деревья пышный свой венец! И все таинственней, безмерней Их тень растет, растет, как сон; Как тонко по заре вечерней Их легкий очерк вознесен! Как будто, чуя жизнь двойную И ей овеяны вдвойне, — И землю чувствуют родную И в небо просятся оне. < 1858 >

КОЛОКОЛЬЧИК

Ночь нема, как дух бесплотный, Теплый воздух онемел; Но как будто мимолетный Колокольчик прозвенел. Тот ли это, что мешает Вдалеке лесному сну И, качаясь, набегает На ночную тишину? Или этот, чуть заметный В цветнике моем и днем, Узкодонный, разноцветный, На тычинке под окном? 1859
* * * Молятся звезды, мерцают и рдеют, Молится месяц, плывя по лазури, Легкие тучки, свиваясь, не смеют С темной земли к ним притягивать бури. Видны им наши томленья и горе, Видны страстей неподсильные битвы, Слезы в алмазном трепещут их взоре — Все же безмолвно горят их молитвы. 1883
* * * Благовонная ночь, благодатная ночь, Раздраженье недужной души! Все бы слушал тебя — и молчать мне невмочь В говорящей так ясно тиши. Широко раскидалась лазурная высь, И огни золотые горят; Эти звезды кругом точно все собрались, Не мигая, смотреть в этот сад. А уж месяц, что всплыл над зубцами аллей И в лицо прямо смотрит, — он жгуч; В недалекой тени непроглядных ветвей И сверкает, и плещется ключ. И меняется звуков отдельный удар; Так ласкательно шепчут струи, Словно робкие струны воркуют гитар, Напевая призывы любви. Словно все и горит и звенит заодно, Чтоб мечте невозможной помочь; Словно, дрогнув слегка, распахнется окно Поглядеть в серебристую ночь. 28 апреля 1887
* * * Сегодня все звезды так пышно Огнем голубым разгорались, А ты промелькнула неслышно, И взоры твои преклонялись. Зачем же так сердце нестройно И робко в груди застучало? Зачем под прохладой так знойно В лицо мне заря задышала? Всю ночь прогляжу на мерцанье, Что светит и мощно и нежно, И яркое это молчанье Разгадывать стану прилежно. 27 октября 1888
* * * От огней, от толпы беспощадной Незаметно бежали мы прочь; Лишь вдвоем мы в тени здесь прохладной, Третья с нами лазурная ночь. Сердце робкое бьется тревожно, Жаждет счастье и дать и хранить; От людей утаиться возможно, Но от звезд ничего не сокрыть. И безмолвна, кротка, серебриста, Эта полночь за дымкой сквозной Видит только что вечно и чисто, Что навеяно ею самой. 7 февраля 1889

СТЕПЬ ВЕЧЕРОМ

Клубятся тучи, млея в блеске алом, Хотят в росе понежиться поля, В последний раз, за третьим перевалом, Пропал ямщик, звеня и не пыля. Нигде жилья не видно на просторе. Вдали огня иль песни — и не ждешь! Все степь да степь. Безбрежная, как море, Волнуется и наливает рожь. За облаком до половины скрыта, Луна светить еще не смеет днем. Вот жук взлетел, и прожужжал сердито, Вот лунь проплыл, не шевеля крылом. Покрылись нивы сетью золотистой, Там перепел откликнулся вдали, И слышу я, в изложине росистой Вполголоса скрыпят коростели. Уж сумраком пытливый взор обманут. Среди тепла прохладой стало дуть. Луна чиста. Вот с неба звезды глянут, И как река засветит Млечный Путь. <1854>

ВЕЧЕР

Прозвучало над ясной рекою, Прозвенело в померкшем лугу, Прокатилось над рощей немою, Засветилось на том берегу. Далеко, в полумраке, луками Убегает на запад река. Погорев золотыми каймами, Разлетелись, как дым, облака. На пригорке то сыро, то жарко, Вздохи дня есть в дыханье ночном, — Но зарница уж теплится ярко Голубым и зеленым огнем. <1855>

Поздняя редакция стихотворения:




        * * *

Шепот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья,

Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,
И заря, заря!..

Стихотворение в новой редакции, отразившей исправления, предложенные И.С. Тургеневым, 
было включено в состав прижизненных сборников поэзии Фета: Стихотворения А.А. Фета. СПб., 1856; 
Стихотворения А.А. Фета. 2 части. М., 1863. Ч. 1.

 

© Электронная публикация — ПЭБ, 1992-2014.