Версия 1.00 от 06 января 2014 г. Текст и сверка с переходом в новую орфографию — public-library.ru, по "Сочинения В.Л.Пушкина, изданные под редакцией В. И. Саитова", Издание Евг. Евдокимова, С.-Петербург, 1893 г., стр. VIII-XXI.

В. Л. ПУШКИН.
(историко-литературный очерк)

Василий Львович Пушкин родился в Москве 27-го апреля 1770 г. Отец его, Лев Александрович, артиллерийский подполковник, принадлежал к числу преданных слуг Петра III и во время государственного переворота 1762 г. отказался присягать Екатерине, за что и был посажен в крепость, но через два года выпущен на свободу. Расставшись навсегда со службою и владея большим состоянием, он жил в Москве открыто и роскошно, по временам удаляясь в свои поместья, особенно в село Болдино, Лукояновского уезда Нижегородской губернии. Отличаясь пылким, жестоким характером, Пушкин-отец был совершенным деспотом в своей семье. Первую жену, рожденную Воейкову, он уморил в домашней тюрьме за предполагаемую связь с аббатом Николем, учителем своих сыновей, а самого аббата повесил у себя на дворе. Вторая жена Пушкина, Ольга Васильевна Чичерина, хотя и пережила Льва Александровича скончавшегося около 1790 г., но много от него натерпелась. ¹⁾ От брака с Ольгой Васильевной Пушкин имел двух сыновей: Василия и Сергея, родившегося 1771 году, а также двух дочерей: Анну, оставшуюся в девицах, и Елизавету, вышедшую впоследствии замуж за камергера Матвея Михайловича Солнцева. Сыновья Пушкина, с малолетства записанные на службу в Измайловский полк, получили блестящее домашнее образование. Главным предметом их обучения был, конечно, французский язык, которым братья Пушкины владели в совершенстве. Василий Львович, кроме французского, изучал немецкий, английский, итальянский и латинский языки. По окончании домашнего курса наук, В. Л. Пушкин стал появляться в обществе. Благодаря светскому образованию в соединении с природным остроумием и веселым, общительным характером, он скоро сделался любимцем московских салонов. Обладая сценическим дарованием и искусством декламации, Василий Львович, будучи еще восемнадцатилетним юношей, участвовал на всех почти любительских спектаклях, отличался на званых вечерах чтением монологов из французских трагедий и с необыкновенною легкостью сочинял французские куплеты.²⁾

Явившись на действительную службу в Петербург, Пушкин весь отдался удовольствиям столичной жизни, которая вполне соответствовала наклонностям молодого, легкомысленного гвардейца. В это время существовало в столице дружеское общество «Галера», членами которого состояли представители золотой молодежи, ставившей себе целью жить не только весело, но и разгульно. Пушкин, не замедливший примкнуть к этому кружку, был в нем запевалой. В бумагах князя П. А. Вяземского сохранился первый куплет песни, распеваемой Пушкиным на масленице:

Ко времени пребывания Пушкина в Петербурге относится и знакомство его с И. И. Дмитриевым, который тогда находился на службе в Семеновском полку.

Дослужившись до чина поручика, Василий Львович в 1797 году вышел в отставку и поселился на житье в Москве. ²⁾ Вигель, познакомившийся с ним 1801 году в селе Марфине, у гр. И. П. Салтыкова, так описывает наружность Пушкина: «Он был весьма некрасив. Рыхлое, толстеющее туловище на жидких ногах, косое брюхо, кривой нос, лицо треугольником, рот и подбородок á lа Charles-Quint, а более всего редеющие волосы не с большим в тридцать лет его старообразили. К тому же беззубие увлаживало разговор его, и друзья внимали ему хотя с удовольствием, но в некотором от него отдалении. Вообще, дурнота его не имела ничего отвратительного, а была только забавна». ³⁾

К этому приблизительно времени относится и женитьба Пушкина на известной тогда красавице, Капитолине Михайловне Вышеславцевой,⁴⁾ вероятно дочери Мих. Мих. Вышеславцова, также бывшего гвардейца, а потом преподавателя французкого и немецкого языков в Троице-Сергиевского семинарии. Вышеславцов занимался литературой, преимущественно переводами, и издал, между прочим, сборник духовных стихотворений русских писателей под заглавием «Приношение религии», в котором участвовал и Пушкин. Брак Василия Львовича оказался неудачным, и уже в 1802 году он принужден был развестись с своею женою.

Издавна лелея мечту о посещении Парижа, Василий Львович в конце апреля 1803 г. отправился в заграничное путешествие²⁾ и в течении 1803—1804 гг. посетил Германию, Францию и Англию. Во все время своего путешествия он вел переписку с друзьями,³⁾ но к сожалению из этой переписки дошли до нас только два его письма к Карамзину, напечатанные в Вестнике Европы 1803 г. В этих письмах Пушкин является просвещенным, любознательным путешественником, интересы которого преимущественно сосредоточивались на литературе и театре. Как в Берлине, так в особенности в Париже Пушкин сходился с различными литературными знаменитостями того времени и усердно посещал спектакли. Желая познакомить французов с нашею народною поэзией, Пушкин перевел на французский язык несколько старинных русских песен, которые тогда же и были напечатаны в журнале графа Сегюра «Archives littèraires». В Париже Пушкин познакомился, между прочим, с знаменитым трагиком Тальмою, у которого Василхй Львович брал уроки декламации.⁴⁾ О пребывании Пушкина в Англии не сохранилось никаких известий, кроме указаний И. И. Дмитриева и М. Н. Макарова, коротко знавших Василия Львовича. Во время своего путешествия Пушкин собрал драгоценную библиотеку из лучших изданий латинских, французских и английских писателей; многие из книг его собрания принадлежали королевской и другим богатым до революции французским библиотекам, так что известный библиоман того времени, гр. Д. П. Бутурлин, завидовал сокровищам Пушкина, а сам владелец их очень гордился своим приобретением. ⁵⁾

По возвращении из-за границы, Пушкин зажил веселою, беззаботною жизнью еще не старого холостяка, вполне обеспеченного с материальной стороны. Князь Вяземский, познакомившийся в это самое время с Василием Львовичем, говорит, что «Парижем от него так и веяло. Одет он был с парижской иголочки с головы до ног; прическа à la Titus, углаженная, умащенная huile antique. В простодушном самохвальстве давал он дамам обнюхивать голову свою»⁶⁾. Отличаясь радушием и гостеприимством, Василий Львович устраивал у себя званые

После заграничной поездки, Пушкин с особенным рвением стал заниматься литературой, начав деятельно сотрудничать в различных московских и петербургских журналах и альманахах. Склонность к литературным занятиям проявилась у Василия Львовича очень рано. Он с юных лет, еще будучи в отцовском доме, уделял свободный минуты «поэзии святой»; знакомство же с Карамзиным, Дмитриевым и одобрение последнего окончательно побудили Пушкина открыто выступить на литературное поприще. В 1793 году, в «С.-Петербургском Меркурии», который издавался Крыловым и Клушиным, появилось первое его печатное стихотворение: «К камину», без имени автора, и, по словам С. И. Глинки, имело в то время большой успех²⁾. С прекращением этого журнала стихотворные опыты Пушкина стали появляться в «Приятном и полезном препровождении времени», которое редактировалось Подшиваловым и Сохацким, а затем в «Аонидах» Карамзина, в «Вестнике Европы» и во многих других периодических изданиях.

Будучи сторонником Карамзина, как по личным отношениям, так и по литературным убеждениям, Василий Львович принял деятельное участие в споре, возникшем между последователями новой школы писателей, представителем которой был Карамзин, и старой, защитником которой явился Шишков, напечатавший в 1803 году свое «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка». С появлением этого сочинения между двумя враждующими сторонами завязалась оживленная полемика, продолжавшаяся до 1810 года, когда, наконец, в защиту карамзинистов выступил Д. В. Дашков, который, благодаря своим знаниям, таланту и замечательному остроумию, явился одним из опаснейших противников Шишкова. Разбором «Перевода двух статей из Лагарпа» («Цветник» 1810 г., №№ 11 и 12) и брошюрой «О легчайшем способе отвечать на критики» (1811) Дашков окончательно разбил Шишкова, прекратив с ним дальнейшую полемику. В это же время и Пушкин, находясь в Петербурге, напечатал в декабрьской книжке «Цветника» за 1810 г. послание к Жуковскому, в котором, осмеяв «весь собор безграмотных Славян», проводил ту мысль, что живой язык, как и всякий живой организм, должен подвергаться изменениям. Ответом Дашкову и Пушкину явилось «Рассуждение о красноречии Священного Писания», напечатанное Шишковым в 1811 году, но предварительно читанное в годичном собрании Российской Академии 3-го декабря 1810 г. Это рассуждение, доказывающее тождество языков славянского и русского, заключало в себе и личные намеки на Пушкина, которого Шишков выставлял человеком сомнительной нравственности и обвинял в безбожии. Но в то время как глава «безграмотных Славян» громил Василия Львовича в стенах Российской Академии, последний уже уехал в Москву; летом же следующего года возвратился в северную столицу вместе с племянником своим Александром Сергеевичем, которого привез для определения в лицей. По приезде в Петербург, Пушкин не замедлил ответом на грубую, неприличную выходку Шишкова и издал отдельной брошюрой «Два послания» с предуведомлением, в котором объяснил мотивы их появления. Одно из посланий, к Жуковскому, было уже прежде напечатано в «Цветнике»; другое, — к Дашкову, являлось впервые. В последнем из них автор с достоинством оправдывается от взводимых на него обвинений и в свою очередь уличает всех вообще «раскольников-Славян», а в частности и Шишкова, в невежестве, ханжестве и в стремлении заглушить семена науки в своем отечестве, стать тормозом истинного просвещения.

В 1811 году Пушкин написал и своего «Опасного Соседа», живую, остроумную сатиру во вкусе известного французского писателя Ренье, в которой осмеял, между прочим, и ненавистных ему славянофилов: Шишкова, кн. С. А. Шихматова и кн. Шаховского. Сатира Пушкина доставила ему литературную известность и между современниками, и в потомстве. Появление «Опасного Соседа» вызвало удивление и оживленные толки среди приятельского кружка, к которому принадлежал автор. Так, Батюшков, имевший вообще невысокое мнение о таланте Пушкина, находил его сатиру изящным, оригинальным поэтическим произведением, не имеющим ничего общего с «вялою музою» Василия Львовича ¹⁾. Такое же мнение о сатире дяди высказал впоследствии и его знаменитый племянник ²⁾. Даже Воейков в своем «Парнасском Адрес-Календаре», определяя место служения Пушкина «при водяной коммуникации», заметил: «Имеет в петлице листочек лавра, с надписью: «За Буянова» ³⁾.

С. Д. Полторацкий, в предисловии ко второму изданию «Опасного Соседа», напечатанного в Лейпциге в 1855 году, рассказывает, что в мае 1830 г., пред своим отъездом за границу, он в последний раз виделся с Пушкиным в доме его на Басманной. Находясь в обыкновенном своем веселом расположении духа, Василий Львович обратился к нему с следующими словами: «Милый мой, ты, вероятно, будешь в Берлине, в Лейпциге, Париже; там есть русские типографии. Потешь меня, пожалуйста: напечатай моего «Опасного Соседа», лучшее и удачнейшее из моих стихотворений. Оно известно в России только в рукописи, и жаль если пропадет и не дойдет до потомства. Вот тебе исправный список: тисни его и тем порадуй меня». Все присутствующие рассмеялись, услышав просьбу хозяина дома. Полторацкий однако не дал обещания исполнить желание автора, полагая, что оно окажется невозможным. Только через 25 лет по смерти Пушкина, узнав, что «Опасный Сосед» был еще в 1815 году налитографирован в Мюнхене при главной квартире русской армии, Полторацкий исполнил просьбу покойного, который и сам не знал о существовании издания 1815 г.

Наступил двенадцатый год. Известие о вступлении Наполеона в пределы России и дальнейшее его успехи в связи с опасностью, грозившей древней столице произвели удручающее впечатление на Москвичей. Всеобщий упадок духа невольно отразился и на беззаботном Василии Львовиче. Он на время как-то затих, присмирел и уже не решался высказывать свои симпатии к Франции и вспоминать то счастливое время, когда, находясь в Париже, представлялся первому консулу.

С приближением Наполеона к Москве Пушкин удалился в Нижний-Новгород, где собралось тогда все лучшее московское общество. В пожаре Москвы Василий Львович потерял всю свою движимость, в том числе и драгоценную библиотеку. Находясь в самом критическом положении, лишенный даже необходимого, Пушкин не оставлял своих любимых занятий стихотворством и тогда же успел сочинить послание к жителям Нижнего-Новгорода, впоследствии осмеянное Дмитриевым.

Не упуская случая развлечься, Василий Львович часто посещал Архаровых и ниже-городского вице-губернатора Крюкова, к которым время от времени собиралось все многолюдное общество московских аристократов. Обеды, ужины, балы, маскарады совершенно успокоили легкомысленного беглеца, который, среди каламбуров, комических препирательств с А. М. Пушкиным, своим четвероюродным братом, и горячих споров с И. М. Муравьевым о превосходствах французской литературы, позабыл и о народных бедствиях, и о своих личных невзгодах ¹⁾. Побывав в Петербурге, Пушкин в конце февраля 1813 г. выехал в Москву, как раз накануне чтения «Расхищенных Шуб» в заседании Беседы любителей русского слова. ²⁾ Этой комической поэмой, игравшей забавную роль в полемике карамзинистов с шишковистами, князь Шаховской отмстил Василию Львовичу за «Опасного Соседа», заставив некоторых действующих лиц своей пьесы пародировать стихи Пушкина. Расплатившись с Пушкиным, автор «Расхищенных Шуб» выступил против Жуковского, которого и осмеял в «Липецких Водах», как некогда осмеял Карамзина в «Новом Стерне». Комедия Шаховского, представленная 23-го сентября 1815 г., вызвала целую бурю негодования среди того кружка, к которому принадлежал Жуковский. На Шаховского посыпался град едких эпиграмм и было написано много полемических статей, между которыми особенно выделялось «Письмо к новейшему Аристофану», принадлежащее перу Д. В. Дашкова. Автор выставил кн. Шаховского недоброжелателем всех возникаюших талантов, интриганом, завистником и прямо указал на него, как на виновника погибели Озерова. Пушкин также присоединился к общему хору обвинителей Шаховского и написал послание к кн. Вяземскому, в котором сетовал на злую критику «завистников невежд», всеми силами старающихся унизить истинный талант. Говоря о вражде к Карамзину, он вспоминает и Озерова, печальная судьба которого была тесно связана с именем Шаховского. Затем, обращаясь к своей «безвестной доле», указывает на собственных зоилов, между которыми оказался и Каченовский, встретивший неблагоприятным отзывом брошюру Пушкина «О каруселях», напечатанную еще в 1811 году. Вяземский и Жуковский отвечали Пушкину также посланиями, при чем в одном из них Жуковский говорит:

Выходка кн. Шаховского против Жуковского послужила внешним поводом к основанию Арзамасского общества, членами которого сделались талантливейшие, передовые люди своего времени, сочувствовавшие карамзинской реформе и задавшиеся целью образовать из своего кружка противовес Беседе любителей русского слова.

В начале 1816 г. Василий Львович приехал в Петербург вместе с Карамзиным и кн. Вяземским, а в конце марта с ними же воротился в Москву ²⁾. Ко времени пребывания Пушкина в Петербурге относится и избрание его в члены Арзамаса. По словам кн. Вяземского, Василия Львовича уверили, что это общество — род литературного масонства, и что при вступлении в него необходимо подвергнуться некоторым, довольно тяжелым испытаниям. Пушкин, который еще с 1810 г. был настоящим масоном ³⁾, охотно согласился. Принятие его в Арзамас происходило в доме С. С. Уварова и сопровождалось торжественным и смешным церемониалом, главным изобретателем которого был Жуковский. Пушкина ввели в одну из комнат верхнего этажа, положили на диван и накрыли шубами всех присутствующих членов общества — намек на «Расхищенные Шубы» кн. Шаховского. Потом его нарядили в хитон, украшенный раковинами, надели на голову шляпу с широкими полями, дали в руку посох и с завязанными глазами долго водили с лестницы на лестницу, бросая под ноги хлопушки, пока, наконец, не привели его в нижний этаж и поместили в комнату, находящуюся перед самым кабинетом их превосходительств гениев Арзамаса. Кабинет был ярко освещен, а комната, где стоял Пушкин, оставалась темною и отделялась от него аркою с занавескою огненного цвета. Когда Василию Львовичу развязали глаза, ему представилось на вешалке, покрытой холстом, огромное, безобразное чучело, означающее дурной литературный вкус или Шишкова. Пушкину подали лук, стрелы и велели поразить чудовище, на груди которого красовался ярлык с надписью из «Телемахиды» Тредиаковского: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Василий Львович пустил стрелу и упал от страха, потому что в тот же момент выстрелил из пистолета мальчик, скрытый за холстом, и повалил чучело. После этого Пушкина ввели за занавеску и дали в руки эмблему Арзамаса — мерзлого гуся, которого он должен был держать во все время, пока ему говорили приветственные речи: Жуковский, Северин, Дашков, Блудов и кн. Вяземский. Полные остроумия, речи Арзамасцев были посвящены осмеянию Беседы любителей русского слова и Московского общества любителей словесности. Наконец, после целования лиры и изображения совы, верной спутницы арзамасского гуся, Пушкину поднесли серебряный таз с рукомойником и велели умыться, объяснив что это прообразует «Липецкие Воды» кн. Шаховского. После этого Пушкин, как член Московского общества любителей словесности, которое у Арзамасцев отождествлялось с петербургской Беседой, должен был самому себе произнести надгробное слово, но, считая себя воскресшим,

Вскоре после своего избрания в члены Арзамаса Василий Львович отправился в Москву, откуда и прислал в общество сочиненные им в дороге стихи на заданные рифмы, несколько эпиграмм и послание к Устинье ²⁾. По этому поводу в мае 1816 г., состоялось чрезвычайное собрание Арзамаса, на котором присутствовали: Северин, Уваров, Полетика, А. И. Тургенев, Жихарев, Вигель и Блудов. Присланные стихотворения Пушкина были найдены «бесстыдными» и «свиноподобными» произведениями, годными для Беседы и Академии, но позорящими весь Арзамас. По юмористическому приговору собравшегося судилища Пушкин признавался достойным «конечного извержения из недр Арзамаса», но в виду прежних заслуг оставлен в нем, с лишением однако звания старосты и своего прозвища, взамен которого наречен «Ватрушкой». Опальному члену «Ватрушке» сверх того вменялось в обязанность принести покаяние хорошими стихами ³⁾.

Василий Львович, обиженный приговором Арзамасцев, отвечал им посланием. Упрекнув сочленов в неблагодарности к его литературным заслугам, он обвинял их в легкомысленности отношения к задачам Арзамаса, который, в видах общественной пользы, должен был вести открытую и серьезную борьбу с невежеством, а не исключительно заниматься шутками и пародиями среди замкнутого кружка своих же единомышленников. Впоследствии мысль Пушкина, гораздо определеннее и шире, была высказана Н. И. Тургеневым и в особенности М. О. Орловым, позднейшими и более авторитетными сравнительно с Пушкиными членами Арзамаса, но по силе сложившихся обстоятельств осталась без применения.

16-го августа 1816 г. послание Пушкина было рассмотрено в заседании Арзамаса, и найдено хорошим; некоторые же стихи в отдельности — сильными и прекрасными. По единогласному приговору всех членов Василию Львовичу было возвращено звание старосты и прозвище «Вот я вас», с прибавлением слова «опять». Добродушный Василий Львович был в таком восхищении, что ездил по Москве и рассказывал всем о своем примирении с Арзамасцами ¹⁾.

Хотя по своим литературным понятиям Пушкин был классиком и не сочувствовал возникшему на его глазах романтическому направлению, но одно время невольно увлекся Байроном и, подчиняясь могучему влиянию последнего, занимался даже переводом одной из его поэм, вероятно «Паризины», отрывок из которой и был напечатан в «Литературном Музеуме» на 1827 г. Симпатии же свои к старому французскому классицизму Пушкин вполне определенно выразил в статье: «Замечания о людях и обществе». Несколько позднее он предпринял целый литературный поход против «модных романтиков», начав печатать поэму «Капитан Храбров», в которой осмеивал английских, французских и немецких представителей новой школы, а также и подражавших им русских поэтов. Пушкин и начал свою повесть с того, что пародировал Козлова, который в 1828 году издал поэму «Княгиня Н. Б. Долгорукая».

Пушкин был одним из второстепенных представителей так называемой легкой поэзии и, как поклонник совершенства формы, старался подражать Дмитриеву. Действительно, по характеру своей литературной деятельности он близко подходит к Дмитриеву, который ценил в поэзии одну только плавность стиха и богатую рифму. Со стороны же идеи произведения Пушкина отличаются бессодержательностью, которой не отрицали и современники Василия Львовича, ценившие в нем только правильность и плавность стиха.

Обладая лишь в незначительной степени даром оригинального творчества и преклоняясь пред l'Art poêtique — этим кодексом французского классицизма, Пушкин преимущественно занимался переводами и подражаниями древнеримским классикам, французским и частью итальянским поэтам. Чуждаясь торжественной лирики, он писал сатиры, песни, басни, сказки, элегии, эпиграммы, мадригалы и модные в его время послания, перешедшие в Россию из Франции в начале XIX века. Кроме русских стихов, Пушкин писал и французские, о которых кн. Вяземский отзывается с похвалою ¹⁾. В «Bulletin du Nord» 1828 г., № 1, напечатан, между прочим, «Le Schâle noir» — вольный перевод стихами известной пьесы А. С. Пушкина. Находясь под гнетом господствовавшей теории, Пушкин только однажды освободился от нее, написав «Опасного Соседа» — остроумную, живую сатиру, отличающуюся картинным, но уже слишком реальным изображением выбранной темы. Но, говоря вообще о бессодержательности пушкинских произведений, не должно забывать его посланий к Жуковскому, Дашкову, Вяземскому и к Арзамасцам, посланий, в которых он является горячим поборником карамзинской реформы, вполне сознающим, что борьба последователей старого и нового слога в сущности была борьбою обскурантизма с цивилизацией. Хотя в полемике, возникшей между двумя враждебными лагерями голос Пушкина и не имел решающего значения, но Василий Львович заявил себя в этой полемике просвещенным, передовым человеком, твердо убежденным в правоте дела, которое открыто взялся защищать.

Вообще, Пушкин принадлежал к числу образованнейших Москвичей своего времени, но отчасти по легкомыслию, отчасти по своей простоте и необыкновенному добродушию не сумел приобрести должного авторитета в глазах современников. Крайне легковерный и доверчивый к людям, Пушкин часто подвергался разным мистификациям со стороны своих приятелей, на которых иногда обижался, но не мог сердиться. Особенно частые ссоры, обыкновенно кончавшиеся примирением, происходили у него с А. М. Пушкиным, которого Василий Львович никак не хотел признать поэтом, а последний в свою очередь осмеивал стихи Василия Львовича, называя их жиденью. «Твои басни», говорил он, — «так пусты содержанием своим, что скоро будешь ты ограничиваться одними заглавиями и писать, и печатать: Осел и Корова, басня; Попугай и Лев, басня и т. д.» ²⁾ Но однажды Василий Львович серьезно обиделся на Алексея Михайловича, распустившего слух о его смерти, и отвечал ему укоризненным посланием.

Добродушие Пушкина вполне выразилось и в послании к Арзамасцам. Таков он является и в отзывах современников, которые, сверх того, отметили и некоторые слабые и смешные стороны его характера, как например страсть к щегольству и чтению своих и чужих стихов. К такого рода отзывам принадлежит и известное шуточное стихотворение И. И. Дмитриева («Путешествие в Париж и Лондон, писанное за три дня до путешествия»), в котором, выражаясь словами А. С. Пушкина, с удивительною точностью изображен весь Василий Львович» ¹⁾. Тот же Дмитриев подметил и разные маневры Пушкина при чтении стихов: «Он то восторженно прочтет стихотворение, то несколькими тонами понизит свое чтение, то ухватится за первый попавшийся предлог и прочтет стихи свои как будто случайно». ²⁾ Пушкин в особенности отличался мастерским чтением басен, так что на заседания в Обществе любителей российской словесности съезжались многие Москвичи именно затем, чтобы послушать Василия Львовича. Что касается его щегольства, то оно действительно доходило до смешного. Вигель, описывая свое знакомство с Василием Львовичем, рассказывает, что последний, узнав о приезде в Петербург французского дипломатического агента Дюрока, представлявшего из себя картинку модного журнала, немедленно туда поскакал, единственно для того, чтобы позаимствоваться последними новостями французского туалета. Возвратившись из Петербурга, он изумил всех толстым и длинным жабо, коротким фрачком и головою в мелких, курчавых завитках, как баранья шерсть, что называлось тогда а́ lа Дюрок ³⁾.

Друзья Пушкина, хотя и посмеивались над ним, однако искренно любили Василия Львовича, в особенности Арзамасцы, величавшие его своим старостой и арзамасским прокурором. Плохой знаток практической жизни, но бесконечно добрый, готовый, по выражению Дмитриева, «обнять, любить весь свет», Василий Львович, удачно прозванный другом юности и всяких лет, до конца жизни сохранил свежесть, молодость чувств, почему и тяготел постоянно к юному поколению. Не нарушая старинных дружеских связей с Карамзиным и Дмитриевым, Пушкин сделался приятелем Жуковского, Батюшкова, Блудова, Дашкова, братьев Тургеневых и других, более молодых Арзамасцев. Князя Вяземского, который был моложе его 22 годами, Пушкин любил с особенной нежностью, был с ним на ты и находился в самых тесных дружеских отношениях. Зять Пушкина Солнцев, подшучивая над Василием Львовичем, говорил, что сердечные привязанности его делятся на три степени: первая — сестра Анна Львовна, вторая — Вяземский, третья — однобортный фрак, который выкроил он из старого сюртука по новомодному покрою фрака, привезенного в Москву Павлом Ржевским. Иронизируя над Василием Львовичем за его пристрастие к молодежи, чопорный И. И. Дмитриев замечал, что в конце концов Пушкин будет выбирать себе друзей между грудными младенцами, потому что, чем более стареет, тем все более сближается с новейшими поколениями. ¹⁾

Между сверстниками своими Пушкин особенно отличал князя П. И. Шаликова, с которым находился в тесных приятельских отношениях. Дружба с ним объясняется чисто личной симпатией. Что же касается литературной деятельности Шаликова, то Василий Львович не мог ей сочувствовать, так как вообще не одобрял «слезливых стиходеев» — неудачных подражателей Карамзина, которых еще в 1796 году осмеял. в «Письме к И.И.Дмитриеву».

Из всех своих родственников мужского поколения Василий Львович особенно любил брата, Сергея Львовича, с которым его соединяла, помимо кровных уз, и тесная дружба, основанная на сходстве характеров. Любовь к брату перешла и на знаменитого племянника, который рос на глазах Василия Львовича и на его же глазах выступил на литературное поприще. Первые опыты Александра Сергеевича были приняты дядей с истинным восхищением. Возлагая большие надежды на гениального юношу, Василий Львович внимательно следил за развитием его могучего дарования и каждое новое произведение Александра Сергеевича возбуждало неподдельный восторг в дяде, который и выражал его. в своих посланиях к племяннику. Что касается Александра Сергеевича, то он, хотя искренно любил своего дядю, но, скептически относясь, к его литературной деятельности, иногда посмеивался над ним. Так, когда Василий Львович, отвечая на стихотворное послание племянника, назвал его в письме братом по Аполлону, то молодой Пушкин иронически возражал ему:

Последние годы своей жизни Пушкин безвыездно провел в Москве. Не смотря на расстройство денежных дел, он по прежнему жил на широкую ногу, устраивая у себя на Басманной литературные вечера, приятельские пирушки и обеды; сам же, страдая подагрою, редко выезжал из дому. За год до смерти Пушкина с ним познакомился А. А. Кононов, который в своих любопытных записках так отзывается о нем: «Старик, чуть движущийся от подагры, его мучившей, небольшой ростом, с открытой физиономией, с седыми, немногими остававшимися еще на голове волосами, очень веселый балагур — вот что видел я в нем при первом свидании. При дальнейшем знакомстве я на шел в нем любезного, доброго, откровенного и почтенного человека; не гения, каким был его племянник, даже не без предрассудков, но человека, каких немного, человека, о котором всегда буду вспоминать с уважением и признательностью» ¹⁾.

И во время своей тяжкой болезни Василий Львович не переставал интересоваться литературой; еще накануне смерти он говорил Александру Сергеевичу: «Как скучны статьи Катенина», разумея под ними «Размышления и разборы», печатавшиеся в «Литературной Газет» 1830 г. Современники рассказывают, что услышав эти слова, Александр Сергеевич тихо удалился из комнаты умирающего дяди, сказав окружающим: «Господа, выйдемте; пусть это будут его последние слова» ²⁾. В письме к П. А. Плетневу, описывая смерть дяди, Александр Сергеевич прибавляет: «Вот что значит умереть честным воином на щите, le crie de guerre а́ la bouche» ³⁾. В самый день кончины, 20-го августа 1830 г., посетил Василия Львовича его любимец, кн. Вяземский, которого он узнал и радостно приветствовал, а чрез несколько часов тихо скончался, во время чтения молитв при соборовании маслом ⁴⁾.

23-го августа происходили похороны В. Л. Пушкина в Донском монастыре. Кроме Александра Сергеевича, других родственников и ближайших друзей, покойного провожала вся литературная Москва, без различия партий, с И. И. Дмитриевым во главе.